Просто интересно. Познавательно. С глубоким историческим контекстом. Поэтому с удовольствием рекомендую. А к сказанному Игорем, коль скоро уж немало внимания уделено зверствам банды Ромуальда Райса, хотел бы добавить некоторые детали, о которых Игорь не счел нужным помянуть...
Как известно, линия защиты "Бурого" на длившемся год следствии, а затем и Белостоцком процессе (конец1949) строилась на том, что п. Райс, в принципе, был "другом белорусов", и будучи с лета 1943 командиром 1-й штурмовой роты 3-й Виленской бригады АК неоднократно защищал белорусские деревни от лютовавших там
карателей из литовских батальонов СС вплоть до июля 1944, когда была освобождена Вильня, после чего подразделение было распущено. Его адвокату удалось даже разыскать свидетелей, подтвердивших, что так и было, и претензии, выдвигавшиеся подсудимому по его деятельности в 1943-1945, были судом сняты. Остались
бесспорно доказанные обвинения в январских зверствах 1946, когда "Бурый", состоявший уже не в АК, а в Narodowe Siły Zbrojne, действительно, совершал в белорусских деревнях немыслимые злодеяния. Тут оспаривать было нечего, свалить вину на заместителя, подпоручика Хмелевского, которого п. Райс выдал следствию, тоже
не срослось, и тогда подсудимый, понимая, что так и так висеть, но пытаясь, по крайней мере, доказать, что "Я не чудовище, а патриот Польши", в последнем слове (пересказ по Майклу Флемингу) заявил, что всегда был другом белорусов, но после войны пришел к выводу: симпатии местных отданы не Матери-Польше, а Советам,
а потому, ради блага поляков, белорусов необходимо принудить к бегству. Как это сделать, правда, было неясно, но помогли рассказы некоего Яна Лагойды, потерявшего семью во время Волынской резни, и Райс решил использовать опыт УПА, "несовместимый с польской честью и обрекавший его имя на позор, но при этом
решавший казавшуюся нерешаемой проблему". И решив, "принял страшное для польского офицера решение уподобиться зверям, бесчинствовавшим на Волыни, при этом запретив солдатам трогать детей". В связи с чем, признав "личную, но не политическую" вину, не стал писать прошение о помиловании.
В общем, жалкий, непоследовательный эпигон. Слюнявый подражатель, можно сказать, кисейная барышня. Истинным корифеям жанра, разработчикам теории и классикам практики в подметки не годился...